Из воспоминаний Александра Сильвашко:

Утро 25 апреля 1945 года выдалось теплым, солнечным и по-домашнему безмятежным. Нам, за годы войны привыкшим к нескончаемому орудийному грохоту и снарядным взрывам, наступившее затишье казалось каким-то странным, неестественным. Только вчера шли упорные бои за каждый дом и даже этаж старинного немецкого городка Торгау, и вдруг – тишина.

Накануне из штаба дивизии пришел строжайший приказ: всем подразделениям оставаться на своих рубежах. Никакой самодеятельности! На тот берег Эльбы – ни ногой! Всю войну мы только и слышали команду: «Вперед!», а тут неожиданно: «Ни с места!». Сказать по правде, на совещаниях, на политинформациях нас предупреждали об открытии второго фронта, о том, что по соседству с нами действуют союзники.  В ту пору я командовал взводом автоматчиков, в задачу которого входила и разведка. Можно представить мое положение: с одной стороны, я должен был отслеживать обстановку впереди фронта наступления своего батальона, а с другой – сидеть, никуда «не высовываясь». Ситуация – хуже не придумаешь. Где-то сразу после завтрака заметили на левом берегу Эльбы добрый десяток гражданских лиц, которые жестами приглашали нас к себе. Кто такие? Чего хотят? Вместе со своим заместителем сержантом Андреевым я решил отправиться на ту сторону и выяснить обстановку. Не успели мы продвинуться по мосту и на полсотни шагов, как по нам был открыт шквальный огонь. Уже потом удалось установить, что в толпе мирных жителей Торгау находились и переодетые гитлеровцы. Ответным ударом они были рассеяны.

После короткой перестрелки взвод приступил к обычным занятиям. Кто-то чистил оружие, кто-то приводил себя в порядок. Примерно около часа дня над высотным зданием мы рассмотрели странное полотнище. Никогда прежде ни мне, ни моим бойцам не доводилось видеть звездно-полосатый американ-ский флаг, и потому в голове сразу же родилась мысль об очередной провокации немцев. По моей просьбе командир артиллерийской батареи лейтенант Девяткин выпустил по церкви два сорокапятимиллиметровых снаряда. Флаг исчез, и над нашими позициями снова установилась тишина. Продержалась она минут 10-15.

Вскоре на противоположной стороне я увидел людей в незнакомой форме. Они махали нам касками и что-то кричали на непонятном языке. Догадка, что это американцы, пришла только после того, как в гуще военных появился человек в одежде узника концлагеря. Охрипшим голосом он сообщил, что сам москвич, бывший военнопленный, и что совсем недавно его освободили союзники. Еще не веря услышанному, я предложил встретиться со старшим этой группы. По полуразрушенному мосту, где ползком, где перебежками, мы добирались навстречу друг другу. Я с правого берега Эльбы, он – с левого. Встреча состоялась как раз на середине реки. Там и познакомились. Мой визави оказался младшим лейтенантом разведывательной службы 1-й американской армии Уильямом Робертсоном. Объяснялись мы с ним жестами, что, впрочем, не мешало нам понимать друг друга. Договорились так: каждый возвращается в свое подразделение и докладывает командованию об этой встрече и о желании дальнейших контактов.

Робертсон попросил, чтобы мы вместе подъехали в расположение американцев. Опасался, что ему не поверят, если скажет, что встретился с русскими. Я доложил о просьбе командиру ба-тальона. Заместитель командира нашего батальона Неда и заместитель командира полка Ларионов дали команду ехать на ту сторону реки. Вечером мы отправились на джипе Робертсона в штаб американской дивизии.Там нас ждала восторженная встреча союзников, журналистов, а еще неописуе-мые возгласы радости, бесконечные рукопожатия. Я и Уильям Робертсон, уже как старые знакомые, крепко обнялись. В этот момент и щелкнул затвор фотоаппарата…

Снимок улыбающихся Сильвашко и Робертсона остался в исторической хронике.